Малко опустил глаза. Откуда им известно о связи с палестинцем? Тем самым, которого Роберт Карвер считал своим сторонником. Он знал, какой лютой ненавистью ненавидят израильтяне всех палестинцев. Однако кое-что его все же смущало. Полковник Джек действительно умер. Был убит на его глазах. Это могло быть всего лишь совпадением. Ну, а если его обвинители говорят правду? Если он привел убийц к израильскому полковнику, это грубейшая ошибка. Он вспомнил о черной записной книжке Джона Гиллермена. Похоже, его собеседникам ничего не было о ней известно. Он хотел пошевелиться, но понял, что все еще связан.
— Развяжите меня, потом будем говорить, — сухо произнес он. — Мы ведь, по-моему, союзники.
Мужчины шумно заспорили на своем языке, потом блондин с видимым сожалением развязал узлы под пристальным взглядом злобной пантеры. Малко попытался встретиться взглядом с низким толстяком, которому с большим трудом давалось удерживаться от указаний. Он был здесь главным. Малко потер затекшие запястья, встал, сделал шаг к окну. Очевидно, он на частной вилле, явке Моссада в христианском квартале. За его спиной голос израильтянина произнес более мягко:
— Наш друг Джек три года работал в Бейруте. И никому не удавалось его рассекретить. Тут приезжаете вы, являетесь к нему, и раз... Он уничтожен.
Малко обернулся.
— Вам известно, кто его убил?
Израильтянин пожал плечами.
— Кто убил? Какая разница? Какой-то ублюдок из «Амала», получивший пистолет с глушителем и тысячу ливанских ливров. За последние несколько недель в южные кварталы доставлено две сотни пистолетов. В багажнике машины депутата прокоммунистического направления. Вы об этом знаете?
— Нет, — признался Малко. — Но вы мне не ответили.
Толстяк остановился прямо перед ним, задрав лицо.
— До недавнего времени никому, кроме нас, не было известно, кто скрывается под именем Джека. Американцы все кишки нам вынули, чтоб только выйти на него. И Тель-Авив дал указание уступить. И вот он мертв. Потому что вы вступаете в связи с подозрительными людьми... Вроде Назема Абдельхамида. Его люди вас выследили. Они, видно, что-то подозревали. И этого хватило. Мы потеряли товарища.
Малко покачал головой.
— В вашем рассуждении есть одна неувязка. Я никогда не встречался с Абдельхамидом.
Толстяк нахмурил густые брови.
— Никогда?
— Никогда.
Тяжелое молчание. Выглядеть обманщиком израильтянину совсем не нравилось. Он задумчиво потер подбородок, и вдруг перешел на немецкий. Он говорил с ярко выраженным еврейским акцентом, но гораздо теплее.
— Значит, встретитесь... Мы знаем, что у вашей конторы есть с ним связи. Вы считаете, что он на вашей стороне.
— Зачем было меня похищать, да еще таким образом?
— Тогда мы еще не знали, кто вы. Теперь выяснили. И относимся к вам с уважением. Но потеря Джека — тяжелый удар. Он знал Западный Бейрут, как свои пять пальцев. И потом, он был чудесным другом. Я вам верю, но вы должны помочь нам отыскать его убийц.
— С удовольствием, — ответил Малко. — Только как?
Он колебался, рассказывать или нет о том, как слежка привела его в Шия.
— Мы хорошо знаем команду Абдельхамида. На их совести взрыв посольства и оба покушения двадцать третьего октября. У него лучшие техники. Без них терроризм просто перестал бы существовать.
Малко в смущении припомнил заверения Роберта Карвера. И не смог удержаться от замечания:
— Компания, кажется, считает по-другому. Иначе его бы тоже постарались уничтожить...
Израильтянин с сожалением пожал плечами.
— Что они в этом понимают! Впрочем, так было и в Иране, и в Египте, и во Вьетнаме. Говорит по-английски — значит друг. Он подкидывает им какие-то мелочи, чтобы притупить бдительность. А сам готовит покушение. Очень крупное покушение на американцев.
Все трое мужчин кружили вокруг него, уговаривая, убеждая, мягко и настойчиво, курили, предлагали сигареты, отвлекались и снова возвращались к тому же. Наконец, толстяк, глядя в упор своими черными глазами в золотистые глаза Малко, подвел итог:
— Вы должны помочь нам отыскать Назема Абдельхамида. Мы найдем способ его обезвредить. Похитим, увезем в Израиль. Там он заговорит. А вы выполните свою миссию. Сейчас Рашель отвезет вас назад в гостиницу. Позвоните мне.
Он протянул ему листок, и Малко машинально взял его. Они спустились по лестнице в маленький садик. Рашель сидела уже за рулем фургона. На прощание все улыбались. Плохая петляющая дорога вывела их к Антелии, на шоссе, связывающее Бейрут и Жунех. Молодая женщина выглядела теперь гораздо спокойней.
— Вы должны меня извинить, — вдруг сказала она. — Я очень впечатлительна. А Джек был моим старым другом. Мы поступили с вами грубовато, но что делать, — война.
На шоссе, идущем по берегу моря, движение было оживленным. Много грузовиков. И, как ни странно, несмотря на падающие время от времени снаряды, война здесь почти не чувствовалась. Они находились в христианском секторе. Рашель расслабилась. Чем ближе подъезжали они к центру Бейрута, тем свободней она держалась, болтая о каких-то пустяках. Когда добрались, наконец, до улицы Амра, Малко стало казаться, что они только что переспали. Женщина остановила машину довольно далеко от «Коммодора» и объяснила:
— Дальше не поеду. Опасно.
Она чмокнула Малко в щеку, и он вышел. Израильтянка еще успела весело помахать ему, и фургон исчез за поворотом. Он был уверен, что мог бы уложить ее к себе в постель. Израильтяне дорого бы дали за Джони. Он ускорил шаг. Малко почти окончательно пришел к выводу, что именно черная записная книжка Джона Гиллермена стала причиной смерти полковника Джека. Но его очень беспокоило то, что говорили израильтяне о Джони и какую роль они ему отводили. Он торопился получить разъяснения.